СПАРИНСКИЙ: Так было всегда: каждое поколение имело свои музыкальные вкусы, пристрастия. «Своей» музыкой стал для многих слушателей второй половины XX века рок: «молодежной»—для тех, кому сегодня 15—20, «ностальгически-любимой»—для их отцов, ровесников рока. Как всякое новое явление, рок был и остается средоточием многих проблем и прежде всего творческих. Успехи многих наших рок-групп впечатляют менее всего,—ощутима явная зависимость от западных стандартов. Но ведь и опера пришла в свое время из Италии, и симфония —явление, завезенное с Запада. Не потому ли отечественный рок в начале пути ощутимо вторичен?

Именно сейчас, когда рок как художественный феномен привлек к себе внимание не только музыкантов, искусствоведов, но и социологов, психологов и т. д. как никогда ранее появилась необходимость в оценке, анализе этого явления. Отрадно, что ситуация начала меняться к лучшему; в этом убеждает, в частности, изменение тона публикаций. В центре внимания уже не беспредметный спор, что лучше — «Звуки Му» или Бах, а художественная ценность рока. Наконец, главный акцент - это характерно—делается на отечественном роке: его становлении, нынешнем состоянии дел, перспективах...

ГРАДСКИЙ: Беру на себя смелость говорить о роке потому, что эту музыку играю с 1963 года, практически со времени ее зарождения в нашей стране. Становление рок-музыки у нас я условно разделил бы на несколько этапов. Первый — прямое подражательство—с 1963 по 1966-67 год, когда появились первые русскоязычные группы. В 1967 году группа «Скоморохи», с которой я тогда работал, имела часовой по продолжительности репертуар из произведений на русском языке. Сейчас, когда каждый коллектив работает на своем, родном языке, будь то белорусский или украинский, это может показаться смешным.

НАМИН: Со мной было так: в самом начале 60-х годов Арно Бабаджанян обучал меня игре на фортепиано (он был другом нашей семьи). Я, конечно же, отбрыкивался, по после знакомства с «Битлз», первой информацией о них — увлекся музыкой. Думаю, так было у всех советских рок-музыкантов первой волны. Мы пытались петь и на русском языке. Градский, Макаревич, который начинал чуть позже (тогда он учился в школе, мы с ним давние друзья), пробовали силы в сочинении своей музыки, но не всегда это получалось. Относительно прогрессивными в творческом плане стали 70-е годы, точнее, их начало.

ХОДЗИЦКИЙ: В Киеве роком занялись в 1966-м году. Группы: «Второе дыхание» (работающие в стиле «Битлз»), «Красные дьяволята» — ансамбль, в котором я играл (стиль «Роллинг стоунз»), и «Однажды» (стиль Спенсера Дэвиса). Безусловное подражательство имело свои причины: школу рока—блюз и рок-энд-ролл — нужно было пройти, как азбуку, от А до Я. Впитывание информации, накапливание потенциала возымело свои плоды: в 70-х годах стали появляться коллективы, чьи приметы с натяжкой, но уже можно было назвать «лицом».

ГРАДСКИЙ: Продолжим поэтапное деление. 1967-73 годы были периодом возникновения большого числа коллективов самых разных стилистических разновидностей, но, подчеркну, с главной объединяющей их чертой — самодеятельностью.

МАКАРЕВИЧ: В нашем случае начало было положено в 1968 году, когда мальчишки-восьмиклассники московской спецшколы, стараясь безукоризненно произносить английские слова и фразы, стали исполнять песни «Битлз». Потом захотелось попробовать написать свои слова и музыку.

НАМИН: Точно! У нас даже были такие выступления: Андрей просил меня прийти на их концерт, я становился спиной к залу, к публике, и показывал им аккорды. Так мы играли.

ХОДЗИЦКИЙ. В 1968 году в Киеве состоялся конкурс, проводимый Московским райкомом комсомола. Приезжали коллективы из Москвы, Прибалтики, из Львова, Ленинграда. Наиболее авторитетно, кстати, тогда выступили хозяева. Пригласили прессу. За месяц до начала продали все билеты и на протяжении конкурса (он проходил с неделю) все молодежные кафе — тогда они были закреплены за райкомами комсомола—оказались переполненными. Это было первое событие подобного рода на моей памяти. Но при всем том ни группы, участвовавшие в конкурсе, ни другие, появившиеся несколько позже (тот же «Эней» Кирилла Стеценко, работавший в фольклорном русле), широкой поддержки не получили. Ни со стороны радио, ни со стороны телевидения. Но накопление опыта продолжалось.

ГРАДСКИЙ: Следующий этап—с 1973 по 1980 год—ознаменовался переменой статуса групп: появились многочисленные филармонические единицы — профессиональные ВИА. Это была новая жанровая разновидность. Работники концертных организаций внешнюю форму (гитары, барабаны и т. д.) использовали, но ансамблям этим было рекомендовано исполнять музыку уже известных авторов и запрещалось исполнять свои композиции. Потому-то ВИА и были в большинстве своем похожи друг на друга.

НАМИН: Когда мы выпустили свою первую пластинку-миньон «Цветов» — это было прогрессивным явлением в советской эстраде, ибо больше никого тогда не было, кроме М. Магомаева и начинающего Л. Лещенко. Для нас это был определенный компромисс — «живьем» мы играли музыку более резкую, более жесткую (а «Цветы», собственно, существовали раньше, до выхода пластинки—это был один из самых популярных ансамблей среди студенчества Москвы), но именно после пластинки с ее семи миллионным тиражом начался наш «выход в свет». Мы втроем — Саша Лосев играл на бас-гитаре и пел, Юра Фокин на барабанах и я—стали профессионалами.

ГРАДСКИЙ: Интерес к року возрос. Пользуясь растущей популярностью рок-музыки, филармонии стали приглашать па свои сцены ведущих эстрадных музыкантов из самодеятельности или профессионально подготовленных, например, П. Слободкина или И. Гранова. В большинстве своем ВИА не нашли своего лица, используя средства выразительности англо-американских ансамблей. Лишь группы, не отдавшие своих лидеров ВИА,— «Високосное лето», «Машина времени», «Аквариум» — сохранились, оставшись обособленными. Постоянно работая, обновляя свой репертуар, эти коллективы, когда публика разочаровалась в ВИА в 1970—80 годах, стали во главе молодежного рок-музицирования. В первую очередь благодаря бытовому магнитофонному распространению, «полуподпольной» популярности.

МАКАРЕВИЧ: Я всегда говорил только от себя, но у самых разных людей обнаруживались зоны восприимчивости, куда «попадали» наши песни. Если точнее — у людей моего круга, общих со мной интересов, возраста, эрудиции. Главное, к чему мы стремились,— полное соответствие настроения музыки - смыслу текста, идее. Нет прибора, который может это измерить, но почувствовать несложно. В те годы среди нашей молодежи был немалый спрос на западную развлекательную музыку. Не потому ли и возник стереотип «безстекстового» восприятия, восприятия исключительно с музыкальной точки зрения? Уверен, если бы все хорошо владели английским языком, то многие западные песни сразу и бесповоротно отвергались бы из-за банальности текста. Думаю, даже танцевать под пустоту сложновато...

НАМИН: Мне кажется, что о самобытности, оригинальности советского рока стало возможным говорить только тогда, когда он стал русскоязычным. Не только потому, что стало понятно. Сочиняя на родном языке, ты думаешь сам, заставляешь думать и общаться других,—отсюда оригинальность музыки. Не мы первые придумали рок, но самобытность наша шла от языка, который имеет собственную ритмическую и мелодическую структуру, непосредственно влияя на музыку.

СПАРИНСКИЙ: На рубеже 70—80-х годов рок у нас явственно разделился на два потока—откровенно коммерческий, во главе которого стала целая когорта сумевших подстроиться «к текущему моменту» композиторов и поэтов, и художественный, несший в себе нерегламентированность самовыражения, непосредственность, искренний интерес к проблемам, находящим отклик в душах и умах молодого слушателя. Большинство же песен ВИА было ни о чем, происходил и все углублялся разрыв между содержанием текста и его музыкальным воплощением.

МАКАРЕВИЧ: Очень много мы потеряли тогда из-за бессмысленных споров. Время бесплодных дискуссий должно уйти в прошлое — нет вредных жанров, есть плохая и хорошая музыка. Сейчас мы напоминаем людей, которые выбежали на перрон, когда поезд уже тронулся. К счастью, времена меняются, происходит переосмысление самого рока.

ГРАДСКИЙ: На следующем этапе — 1980—85 года — на профессиональную эстраду пришли новые силы, уровень профессионализма еще более возрос. Коль на выступления ВИА перестали ходить—руководство филармоний стало приглашать группы со своим репертуаром, собственным. Так оказались на сцене и «Машина времени», и «Рок-ателье», и «Автограф».

СИТКОВЕЦКИЙ: Наше поколение в 70-е годы училось понимать рок, училось его играть и, наконец, созрело, чтобы в начале 80-х стать профессионалами, что и произошло. Мы — «Аракс», «Круиз» — перешли на профессиональную сцену, но началось трудное время, когда с роком стало происходить то же, что в свое время происходило с джазом. Результатом этой кампании была «ампутация» большого числа талантливых, одаренных коллективов, из которых осталось лишь несколько — их можно было пересчитать по пальцам.

ЧЕРНАВСКИЙ: В 1981 году вместе с Китаевым, Руховым и Кузьминым мы создали группу «Динамик». Долго работали над аранжировками, сделали программу, вышли на сцену. И здесь возникли новые проблемы: наши залы не приспособлены для проведения концертов рок-музыки, которые требуют своеобразного соучастия зрителя. Мы играем рок, который построен на эмоциях! Молодой человек, слушая нас, желает выразить свои эмоции. Некоторые до сих пор этого понять не могут.

МАКАРЕВИЧ: Сценическая подача должна быть максимально естественной. Такой же естественной, как песня. «Заводной» рок-н-ролльный концерт прозвучит лучше, конечно же, в большой аудитории, поскольку зритель ощущает общую энергию, которая передается н музыкантам. К контактам с аудиторией каждый должен стремиться по-своему.

СИТКОВЕЦКИЙ: Сейчас наступил новый этап — время надежд. С конца 1985 года слова «рок» перестали бояться. У ансамблей появилось больше возможностей существовать, творить. Хотя в лидерах остались старые «бойцы», радует появление новых, молодых ребят, отлично понимающих, что в этой музыке надлежит делать и как. Они постепенно, но уверенно завоевывают признание. Фестивали, рок-панорамы продемонстрировали силы, потенциально способные стать в авангарде. Это наша смена!

ЧЕРНАВСКИЙ: Важная деталь—выходит группа, поет, а десятки комиссий и худсоветов по кусочкам, по ноткам «выстригают» все самобытное, ценное. Реакция «премо-оценочного аппарата» — причесать, пригладить, подогнать под свои «варианты». Но так нельзя!

ГРАДСКИЙ: Музыкант, который берет в руки гитару, должен не просто создать музыкальный образ — он обязан донести его до публики. Для этого необходимо обладать профессиональным мастерством. Есть сейчас такие «музыканты» —их достаточно много,— которые, не умея играть вообще, считают себя «прогрессирующими» рокерами.

ХОДЗИЦКИЙ: Обидно, что многие музыканты, столкнувшись с консерватизмом, откровенным неуважением к своему творчеству, с примитивизмом и конъюнктурщиной, насаждавшимися органами культуры (призванных делать обратное—стимулировать творческий рост!),—эти музыканты, пройдя трудный путь запретов длиной лет в пятнадцать, пришли к финишу «подпорченными». Вырос скептицизм, неверие в перспективу собственного дела. Из Киева, например, многие переехали в Москву и, кстати, сейчас успешно там работают, причем в ведущих коллективах. Молодежь нынешняя — пусть перспективная, но, опять же, в силу бытовавших запретов выраставшая без школы,— пока не в состоянии взять лидерство в свои руки. Без ритм-блюзового фундамента играть рок невозможно. Рядом, по-видимому, должен быть опытный музыкант, имеющий и соответствующую теоретическую базу, и хороший профессиональный вкус.

ЧЕРНАВСКИЙ: В то же время рок — это стимуляция роста, постоянный поиск. Пришедший сюда не имеет права на иное. Не от хорошей жизни случается, что люди копируют старые группы. Например, А. Морозов с «Форумом». Хотелось бы, чтобы то, что делают они, осталось в варианте школы. Нельзя петь, как «Полис». За рубежом, например, коллектив, сыгравший музыку в стиле другого, никогда не найдет своего слушателя. Питера Габриэля не спутаешь со Стингом, а Боуи с Миком Джаггером — совершенно отличные точки отсчета. Например, недавний концерт в пользу Африки, где собралась масса исполнителей, но ни один друг на друга не походил. Нужно искать! Главное — не пытаться подстроиться под что-то, под какую-то «волну», и тут же стать коммерчески способным. Нет! Пробивать свое собственное, доказывать жизнеспособность своей концепции, своего видения.

СПАРИНСКИЙ: В нелицеприятных спорах—когда одни предлагают разогнать «хулиганов от музыки», а другие становятся «гонимыми новаторами» — истина, как правило, не рождается. В море препираний суть тонет! В какой-то момент в органах массовой информации дали волю ортодоксам — и это не замедлило сказаться. Программы телевидения и радио заполнила не лучшего качества продукция зарубежной мас- культуры, а рядом, под боком, творили вторили десятки своих собственных «модных» сочинителей. Природа не терпит пустоты — и вакуум стал заполняться. Без доброжелательной помощи, наоборот, стимулируемый лишь запретами, рок поневоле приобрел в глазах молодежи образ "полуподпольной оппозиции". И в то же время работники культуры заполняли сводки о состоянии дел на культурном фронте радужной мишурой, раздавая государственные средства ремесленникам и приспособленцам.

На V съезде композиторов РСФСР (1984 г.) Р. Щедрин в своем докладе сказал, что последнее десятилетие не выдвинуло новых ярких имен молодых композиторов в области песни, эстрады. В чем же дело? Ведь говорил он о профессионалах, прошедших трудный и сложный курс обучения в специальном вузе. Но перестройка музыкальных учебных заведений в овладении массовыми жанрами идет слишком медленно. Здесь есть и другая проблема, о которой говорит А. Рыбников: «появились «авторы», которые заранее знают, что «пройдет», а что нет, пишут усредненные, «оптимальные», а по сути — никакие сочинения исключительно в целях получить вознаграждение».

НАМИН: Нам все пришлось сделать самим: аппаратуру, свет... То же самое и в отношении телевидения—за пятнадцать лет снимались считанное количество раз. Хотя видеоклип, снятый самостоятельно, знает сейчас практически весь мир — во время последней поездки в США после подписания соответствующих формальностей его приобрело и транслирует кабельное телевидение, канал МТV. У нашего же телевидения предложение о трансляции не вызвало ни энтузиазма. ни заинтересованности. Скорее шок. Надеемся, что эти факты останутся лишь досадными воспоминаниями.

ХОДЗИЦКИЙ: Музыка создается для народа? Если так, то, по-видимому, сам народ должен решать, какую музыку ему слушать, а какую отвергать. Если же кто то решает это за него, то выходит, что народу, его вкусу, мнению отказывают в доверии. Значит, народ не понимает, что ему надо, а вот «полномочный чиновник» знает все! Нельзя же столько на себя брать Если какая-то музыка народу не будет нужна, он сам ее и отвергнет!

МАКАРЕВИЧ: Всякая дидактика должна быть исключена. Молодежь ее просто- напросто не выносит. Гораздо существеннее, если слушатель сам будет тянуться к постижению истины. Каждый человек—индивидуальность, и смотрит на мир своими глазами. Вот, кстати, почему я считаю, что рок в своей основе должен быть авторским, изначально самодеятельным.

ГРАДСКИЙ: Знаете, переход от самодеятельного играющего музыканта в профессионалы вполне естественен. Если музыкант талантлив. Я бы не делил так — профессионал или нет. Говорят, что самодеятельные группы имеют больше творческой свободы, а профессионалы, мол, являются рабами худсоветов. В последнее время это не совсем верно. Сейчас практически никто ничего не запрещает, все играют, что хотят и что умеют. Да позволено будет каждому иметь свое собственное лицо, свои собственные мысли и воплощать их в жизнь.

МАКАРЕВИЧ: Я не согласен с тем, что рок —это музыка только для молодежи и подростков. Поклонники только что появившегося рока были молоды —сейчас эти люди повзрослели, но с роком не расстаются. Может быть, лет через десять ажиотаж вообще прекратится, но те, кто был свидетелем начала и расцвета жанра, будут стоять до конца, и музыка будет меняться вместе с ними. Теперешнее же молодое поколение— такое ощущение меня не покидает - слышит в роке что-то свое и воспринимает эту музыку по-другому. Мне кажется, более потребительски, менее духовно...

НАМИН: Дело в том, что можно играть интересно технически и интересно по глубине мышления, по степени охвата эмоции, мыслей человека, его душевных переживаний. Джона Леннона мы знаем как музыканта гения, но уже не как супер звезду - певца, а как личность. Человека!

СПАРИНСКИЙ: Когда мы говорим о музыке, ее достоинствах, мы имеем в виду прежде всего ее воздействие на слушателей, ту гамму переживании, которую она вызывает. Причины популярности рока модой сейчас не объяснишь— более тридцати лет многовато для моды. Значит, стало необходимым признать, что рок музыка у нас является определенной формой песенно-инструментального искусства. Особенности же его связаны с изменением аудитории, отличной от аудитории 50-х годов, с изменением самою характера современной жизни, ее темпа, с развитием аудио визуальных средств массовой информации. Наконец, первенство рока в системе художественных ценностей современною молодою человека объясняется, по-видимому, еще и тем, что рок активно впитывает в себя достижения научно-технического прогресса, современные технические средства, осваивает все более изощренные возможности электроники и компьютерной техники. Отсюда -- беспрецедентные возможности, позволяющие малым числом исполнителен достигать сильных и разнообразных слуховых и зрительных сценических и колористических эффектов, оригинальных смысловых акцептов. Такой динамизм потребовал от создателей- реализаторов этой музыки постоянного накопления специальных знаний, а главное — подхода, предполагающего непрестанный творческий рост.

Когда же «нахальные рокеры» загнанно твердят о своем пренебрежении к духовному наследию предыдущих поколений, а «авторитетные композиторы», не потрудившись ни на йоту вникнуть в суть рока, предают анафеме все, что с ним связано,— и те, и другие в одинаковой степени льют воду на мельницу культурного невежества. В проигрыше остаются и музыка, и слушатели! Замкнутый круг?

ГРАДСКИЙ: Для меня представлялось очень важным официальное признание жанра. Сегодня оно есть: «Русские песни», опера «Стадион», другие работы—убедительные аргументы. Замечу главное для меня: рок—это художественное средство. Я нашел в нем правду, открытый темперамент. В этом смысле для меня и Высоцкий — тоже рок-музыкант. В чистом виде и куда более, чем многие другие. Чем Высоцкий не Брюс Спрингстин? Наконец то, что импонирует мне в творчестве.— это четкая гражданская позиция автора.

МАКАРЕВИЧ: Мы видим, что происходит с нами и вокруг нас каждый день, каждую минуту, и у людей, занимающихся искусством, возникает потребность об этом рассказать. Но зачем петь о том, о чем поют все?

ЧЕРНАВСКИЙ: Если музыка, которую мы сочиняем, сама по себе будет заинтересовывать людей у нас в стране, за рубежом, нести функцию, которая ей предназначена,— это и будет наше выполнение гражданского долга. Петь же о вещах, всем давно известных, цитировать лозунги, которые можно увидеть всюду, я не стану. Существуют вещи, кричать о которых не стоит. Нужно почувствовать необходимость о них сказать. Если будут слова, идущие от сердца, будет музыка—я избегать этого не стану. Но писать специально, чтобы выкрикнуть: «Я поддерживаю вашу гражданскую позицию!» — тоже не буду. Это не гражданская позиция, а конъюнктура!

НАМИН: Несколько лет назад я был па берлинском фестивале «Рок в борьбе за мир». Меня потрясло, как мальчишки с хохлами на головах, с серьгами совершенно искренне поют о мире. Или в США. Проводя там сорок дней, я не заметил практически ни единого человека, равнодушного к этой теме. Если кто-то из них поет об этом, то действительно прочувствовав, со слезами на глазах!

СИТКОВЕЦКИЙ: В проходившем в Киеве в 1986 году фестивале «Песня в борьбе за мир» наш «Автограф» участвовал вместе с группой Стаса Намина. Я считаю абсолютно совместимыми такие вещи, как рок и борьба за мир. Рок совместим и с этой темой, и с темой любви, и с любой другой. В конце концов это музыка, искусство. И человек, имеющий что в этой музыке сказать — должен это сделать. Скажет талантливо — слушатель найдется и поверит!

ХОДЗИЦКИЙ: Подлинный, классический ныне рок существовал как музыка не коммерческая — он нес в себе протест и в то же время стремление к прогрессу. В последнее время подросла группа музыкантов без школы, а в фавориты рока выдвинулся хэви-металл. Положительное начало стало нивелироваться. Не у всех, конечно, но такие примеры есть. Главное теперь — не впасть в крайности!

НАМИН: «Металл» — музыка для конкретного возраста, «одноклеточная». В ней подростки лет до семнадцати, максимум, стремятся лишь выразить свои эмоции. Если хотите — это психологический феномен, почти по Фрейду: быть могучим рыцарем, мужчиной с бешеными мускулами, быть воином и т. п.

ГРАДСКИЙ: «Металл» был бы невозможен без хард-рока, а «новая волна»—без ливерпульского стиля. Но как получилось? Был период, когда коллективы, собравшись, стремились высказаться на темы, близкие им самим, то есть начинали не с того, что копировали других, а от собственного мнения, видеЃEDЎия. Сейчас — наоборот. Многие «команды» решили начинать именно со стиля. Но стиль-то не их! И я считаю, что перспектив у таких групп нет, они калифы на час. Могут поиграть год-два, потом их царство прекратится. Ведь нарушен сам принцип возможности появления своего лица!

СИТКОВЕЦКИЙ: Я тоже ничего интересного как в группах «металла», так и «новой волны», не слышал. Разве что «Аквариум»—в поэтическом отношении, в музыкальном Гребенщиков необычен. Бесспо 0dно, интересная личность. А «Центр», «Звуки Му» — это зачастую откровенная спекуляция. Хочется, чтобы было меньше попыток набирать очки за счет какого-то дешевого внешнего антуража или выходок. Это не искусство — такие вещи любому нормальному человеку не по душе. А ведь есть еще немало образцов просто безвкусицы, самой откровенной по отношению к зрителю, слушателю.

МАКАРЕВИЧ: Когда я слышу всевозможные новые «сенсации», я чувствую, что это недолговечно. Обыкновенная мода сначала усиленно насаждается, потом бесследно проходит. Мне кажется, в результате выживут традиционные, «чистые» формы и, возможно, некий поисковый авангард, а «популярный», ажиотажный слой заполнит другая музыка.

НАМИН: У меня к «волне» отношение иное. Когда после «Битлз», «Роллинг стоунз» продолжилось развитие рока, и критика и публика ждали—что появится нового? Появилось! Как джазмены ранее не принимали «Битлз» и тех же «Стоунз», а потом назвали классикой, так будет и с «волной». Толчком, наверное, стал панк-рок. Как всякая позиция, начавшись с переборов, он вылился в нечто совершенно новое, повлияв как на музыкальную структуру, так и на одежду, пластику, коммуникативность. В Москве родились группы именно с мироощущением «волны» — «Центр», «Коперник», наконец, «Звуки Му». Причем последние придерживаются исконно русской мелодической традиции. При условии повышения профессионального уровня — в перспективе это группы высочайшего класса.

СПАРИНСКИЙ: Наверное, так и должно быть—пусть с полярными суждениями, но открытый, вдумчивый, заинтересованный разговор профессионалов. Мы не считаем его законченным. А вы?!